долго и нудноСнова мерзким образом наплевала на проект и рванула с родителями в Коркино. Ба я не видела несколько месяцев, а дед если и приезжает, то ненадолго, тут же стремясь обратно домой, к "своей бабке, которую без меня украдет кто-нибудь"...
Мы ходили с бабушкой на базар за продуктами (боже мой! Настоящий базар! С этими древними механическими весами, собаками и кошками, снующими под ногами, огромным тележками, нагруженными мясом, которые толкали хилого вида дядьки, оравшие "Поберегись!", с непонятной национальности личностями, которые, рассматривая мой исключительно городской наряд, цокали языком и бурчали под нос, что я больно уж красивая =_= *это волшебство новых джинсов!! Да-да*!!) , а потом трескали пельмени, блины и хурму. Дед поздравлял меня с намечающимся днем рождения, на который приехать они не смогут, а я, с достоинством старшей внучки, чмокала его в колючую щеку.
Папа с дедом в тихушку произвели диверсию, по-тихому заменив на столе рюмки с "неприлично маленьких" до "прилично нормальных", а я почему-то благодушно прикрыла сей подлый акт от бабушки и мамы, которые трагически шептались на кухне. Я вообще сегодня была слегка раздражена на мамино ворчание с утра и всячески выгораживала папу. А уж как я млела, разглядывая дедовы седые кудряшки, которые на лбу встали слегка дыбом и были похожи на два рожка.
Грустно, но после всех этих нервных потрясений в семействе, после бабушкиной болезни и двух неудавшихся операций, дед показался мне на редкость спокойным, чуть прибитым, а бабуля - усыхающей, слабой и подавленной. И мне так сильно захотелось просто напросто изломать жизнь тем людям, которые в этом виноваты, и плевать, что все свои восемнадцать лет я считала их почти второй семьей.
Но все равно, это был чудесный обед. Папа рассказывал о младшем внуке, который в свои неполные полтора месяца самопроизвольно переворачивается на животик, а дед с какой-то нехарактерной мягкостью поведывал о том, как ездил на Родину с двухмесячной мамой.
Потом они мирно разговаривали о всякой ерунде, о выборах, о муке и макаронах, а я тихо трескала блинчики, морщила деду нос и радовалась этому счастью.
А потом, когда вечером ехали обратно в Челябинск, и мы с папой сладко дремали в обнимку на заднем сиденье, а мама сидела за рулем и тихо переговаривалась о чем-то с уже другой бабушкой, а через полуприкрытые глаза я видела яркую россыпь цифр на приборной панели и острые огоньки фар проезжающих машин, подумала, что в этом мгновение мир для меня - эта машина, и, что самое страшное, мне было одновременно и радостно, и грустно...