Сие художество писалось для универской газетки. Не знаю, напечатали или нет (обещали подкоротить изрядно), но я, дабы хоть когда-то отчитаться о практике в Питере, выкладываю ее сюда.
многабукаффок
Первый день в Питере. Другой воздух. Другие люди. Будто бы другой мир.
Обзорная экскурсия. Автобус, распухший от нашего багажа. Судорожные попытки сделать снимки через пыльное стекло «Икаруса».
Для тех, кто бывал в этом городе раньше – пока ничего нового. Для тех, кто впервые посетил Северную столицу – живые иллюстрации с лекций по истории архитектуры и волна совершенно разных эмоций.
Гордая «Аврора», а на заднем плане – воздушная стеклянная многоэтажка. Волнующие панорамы питерских мостов, и Нева – такая широкая, совсем непохожая на привычный родной Миасс. Улицы, а третьей дорогой – каналы. Там деловито снуют пассажирские катера, слышится или монотонный голос экскурсовода, или русские народные песни – для иностранцев. В подтанцовке тетка в костюме Снегурочки. Приятно помахать проплывающим мимо туристам, получить в ответ такие же радостные и открытые улыбки.
До Дворцовой площади – пешочком. Мимо посольства Японии и дома Михаила Боярского. Площадь оцеплена. Огромные краны возводят сцены: сегодня вечером в городе праздник выпускников – Алые Паруса. Перед Зимним будут концерты, выступления, а на набережной – салюты.
Обратно мимо японцев – в автобус. Теперь едем куда-то к Спасу-на-Крови. Тут нам дают время прогуляться. Пешочком до проспекта и обратно. С провинциальным удивлением рассматриваем телефонную будку, в которой лежит телефонный справочник! Впрочем, потом встречались будки, где справочники отсутвовали, а бывали и такие, где был справочник, но не было телефона.
Дальше – Смольный собор, успешно конкурирующий по окраске с невозмутимым питерским небом. Царство трех цветов – белоснежного, голубого и зеленого (газоны там коварно зазывают поваляться на их мягкой травке). Чтобы сделать снимок самого Собора приходится буквально ложиться на землю – на теплые рыжие камни.
Потом – наше прибежище на эти две недели. Не отель с пятью звездочками, но наличие станции метро через дорогу и горячей воды подавляют всякие попытки понудеть. Да и кому придет в голову жаловаться? Ладно, пускай вшестером на шестнадцати квадратных метрах, зато буквально в двадцати минутах ходьбы – Марсово поле, а до Невского проспекта нужно всего-то прогуляться по Литейному, и вот – уже Аничков мост и Александринский театр.
Вечером, разумеется, разбредаемся по городу. Освоение новых просторов проходит на «своих двоих». Пожмуриться заходящему Солнцу на Марсовом, прогуляться до восхитительной и пугающей Новой Голландии, полюбоваться гордым силуэтом Исаакиевского собора на фоне заката. Повсюду толпы празднующей молодежи: поют песни, пьют пиво, радуются жизни. На Дворцовой площади – столпотворение: опасное, но волнующее.
Потом, добраться до кровати и забыться восхищенным и легким сном.
На следующее утро вспоминается, что надо бы и порисовать. Мысль отметается, как крамольная. Творить шедевры, когда еще не все блинные в округе продегустированы?
Да и некогда. Каждый день – экскурсии. То по соборам и мечетям, то завезут на кладбище, а ждать – не ждут. И пока ты наслаждаешься вкусом заварной пироженки в кондитерской, автобус может нагло вильнуть хвостом за поворотом. Без тебя.
С восхищением попялиться на Мухинское… Вздохнуть «Музей музеем, а там ведь еще и учатся…» Восхититься внутренностями легендарного Исаакиевского собора – фрески, скульптуры, витражи, почти выставка мрамора всех цветов и пород. В заключение, разумеется, вприпрыжку к буржуйскому Макдональдсу.
Что потом? Рисовать? Вот еще!
Снова на прогулку. Смотреть в небо, разрезанное проводами. Заглядывать в маленькие лавочки, где мастера хэнд-мэйдного дела продают свои шедевры по баснословным ценам. Поразиться нелогичной расстановке книг в книжных магазинах. Потолкаться в питерской толпе. Поглазеть на местных представителей субкультурных течений.
Обратно в гостиницу. Сразиться за душ и спать. Нет, ну можно, конечно, при особо сильных угрызениях совести, сделать набросок или два…
Вдохновиться шедеврами в Русском музее. Прислушаться к речи корейцев, хихикнуть, подслушивая американцев. В Петропавловской крепости мокнем под дождем. Греться – в метро. Дождь служит отличным оправданием для ленивых пленэрщиков. Зонт в руки – гулять. Площадь Пяти углов, снова каналы, по три суши-бара на одну улицу.
В Эрмитаже недоуменно пробормотать: «Ну, мазня на любителя…», разглядывая полотна Матисса и Кандинского и благоговейно застыть перед работами Рембрандта и да Винчи. Поморщиться при виде коринфских капителей и завистливо оглядывать тронные залы с позолотой и зеркалами. Пробежка мимо сотен величайших шедевров опять будит совесть. Тоскливо думается: «Господи, еще же столько творить!...» Перекус в бутербродной.
Холодно.
Питерская погода поражает своим непостоянством.
На следующий день тепло и солнечно. А мы едем в Царское село. При входе нас встречает мини-оркестр наряженных музыкантов, отыгрывающий лихую музычку. Разглядев в нас не-иностранцев, нагло замолкает. Для следующих за нами немцев музыка возобновляется. Еще один дворец, заросший сад. Очередная интернациональная очередь. Золоченые колонны, изразцовые печки, белоснежные скульптуры и контрастирующие с ними ярко-красные ковровые дорожки на парадной лестнице. Еще одно прикосновение к пышным царским временам, еще одно «Эх, жили же люди!...». Прогулка по парку: ухоженные цветники, озерцо с семейством уток в камышах, аллейки. В глубине парка, где мало туристов и более «одичавшая» природа, беззаботно цветут наивные ромашки, а в свежескошенной травке ковыряются воробьи: заметить их можно не сразу, уж очень хорошо сливаются сии пернатые с окружающей природной пестротой.
Судорожно прикупить сувениров за баснословные деньги и галопом к автобусу.
Потом Павловск. Хоть и другая эпоха, но впечатления почти сливаются.
Вечером таки собираемся на пленэр. Добираемся до Марсова поля, там разбредаемся. Рисовать «в полевых» условиях дико непривычно. Мимо снуют прохожие, заглядывающие через плечо. И если питерцы к художникам на тротуарах привыкли, то иностранцев это зрелище настолько впечатляет, что они почти каждый раз вытаскивают камеры и фотографируют сей процесс создания шедевра. И ладно иностранцы… Может остановиться какой-нибудь местный художник и безжалостно раскритиковать твою мульку.
Творческие муки досрочно прекращает мелкий противный дождец. Куда деваться? Держать в зубах зонтик и рисовать одновременно крайне проблематично. Греемся в пельменной.
Перед сном кипятим в банках воду и заливаемся чаем.
На следующее утро – Петергоф. Царство водных шедевров и бескрайний серебристый залив. Мы приехали с утра, когда фонтаны только-только включают. Подбадриваем хиленькую струйку в пасти льва, которая через несколько минут яростно выбрасывает в свежее небо столп воды.
После поездки разбредаемся по городу в поисках красивого, но не людного местечка для зарисовок. Вечером, оглядев шедевры остальных, чувствуется горячее желание придушить совесть, нашептывающую на ухо разные колкости.
Утром, еще до завтрака, пускаем мыльные пузыри из окна нашей комнаты и любуемся на штаны, сохнущие в окне напротив. Различные перспективы времяпрепровождения завораживают. Экскурсии закончились – теперь от нас ожидаются более качественные работы, ибо оставшаяся неделя целиком и полностью отведена под рисование. Разумеется, творчество активно разбавляется изучением местных кофеен и пиццерий, а так же посещение распродаж с тайным желание отыскать в почти европейском Питере «самые-самые» джинсы. В пекло располагаемся на газонах Марсова поля и рисуем Михайловский замок, на ступенях которого так любят фотографироваться молодожены.
Самостоятельно забираемся на колоннаду Исаакиевкого собора. Вид оттуда просто божественный. На крышах, лежащих под нами, можно прочитать стихи и послания, там же кое-где различаются мелкие человеческие фигурки: питерская молодежь предпочитает загорать на крышах, хоть это и запрещено и небезопасно.
Потом пешочком – к завораживающей Новой Голландии. Садимся напротив, рисуем портал. Попутно даем интервью корреспондентке из какой-то американской газеты. Заглядываем в частную галерею. С завистью глядим на портреты, выполненные непокорной нам пастелью, и слушаем игру на рояле какого-то дяденьки с рокерской банданой на голове. Играл он просто замечательно, а ему стеснительно подыгрывала на флейте молоденькая девушка.
Или, примостившись под боком Петропавловской крепости, на бережку, рисуем панораму, а заодно наблюдаем за водными байкерами и плавающим фонтаном.
И так всю неделю: рисование чередуем с прогулками по паркам, поездками на метро, поисками кинотеатра где-то на отшибе. Раскупаем акварельную бумагу и пастельные карандаши в художественных салонах, а так же совершаем набеги на суши-бары и блинные. Разумеется, в последний день куда важнее посетить распродажу в ИКЕА, чем торчать на жаре и рисовать нечто невразумительное. Пленэр? Какой пленэр? Там в ИКЕЕ стаканы по пятнадцать рублей и полосатые наволочки!!!
А потом грустные сборы домой. Уезжать и хочется (ва! Родители и своя кровать!), и не хочется (Как же прожить без «Чайной ложки»? А без метро?). Последний вечер щелкаем семечки в Таврическом парке и обнимаемся с разукрашенным медвежонком напротив какого-то посольства.
Последний раз навещаем блинную и оставляем там последние сто рублей.
Ожидая под дождем вечно опаздывающий автобус, пускаем мыльные пузыри и пинаем сумки.
Потом опять поезд, еще два дня карточных игр и нездорового питания. А дома, просыпаясь утром, еще несколько дней с недоумением оглядываешь родной двор в зарослях тополей, а не зашарпанный желтый «колодец» с вывеской солярия и мусорными баками...
И все же, пусть на две недели, но Санкт-Петербург стал «своим» городом, любимым и совсем-совсем знакомым. И то, каким мы его увидели, каким полюбили, отражается в наших хоть и не многочисленных, но искренних работах.