В классе десятом Лен катался по Золотому Кольцу. Правда, подозреваю, что тур этот был исключительно урезанным, а Лен - исключительно тупым и не заботящимся о своем архитектурном будущем, потому что толком не запомнил на одного храма (разве что кроме церкви Покрова на Нерли) .
Жили мы во Владимире, в крутой по тем масштабам гостинице, на двенадцатом этаже. Поскольку с экскурсий мы возвращались часов в пять-шесть, когда из развлекательных учреждений были открыты только кинотеатр на другом конце города (там шел мультик со зверями) и пара универмагов, а все нормальные магазины и кафе - закрыты, то мы с подругой запасались печеньками и мармеладом и украдкой курили на окошке, наслаждаясь узким, как змея, гирляндным видом города. Мы были девочки скромные и послушные, поэтому курили исключительно редко и только украдкой.
Впрочем, это не помешало той же самой подруге через полгода просто по-идиотски пропалиться уже при поездке в Чехию за завтраком с преподавателем. Таких истерично ржущих русских бедные чехи еще не видели. Но это совсем другая история.
Так вот, это все к тому, что при посещении одного из монастырей мы увидели просто офигенно красивых мужчин. Но - вот горе! - на них были напялены монашеские рясы. Мы с Марусей смахнули скупые девичьи слезы и пошли на экскурсию по женскому монастырю. Авось...
Теперь, собственно, вся интрига: в нашем городе, и даже в нашем районе (город тогда умещался в его масштабы), до прихода советской власти находилось по меньшей мере три церкви, мечеть и католический костел (да-да! почти под готику с двумя башнями по фасаду...) , а так же - барабанная дробь! - муской и женский монастыри!! Разумеется, большевики все разломали, поплевались и оставили только две церкви и мечеть. Фсе.
На этом мечта (а иногда и угрозы) Лена уйти в монастырь к красивым мужчинам порушилась. Ах, а из меня бы такая красивая монашка получилась бы!...
++
Оля в моих помыслах усомнилась. "Какая, - говорит, - из тебя монашка?", пробурчала она, когда я распекалась о красоте монахов на лекции по истории архитектуры. На что Лен погрузился в размышления о платонической любви.