Ничего серьезного. Просто разгруз мозгов.))) Теперь бы еще с The Sun разобраться...
lyrics
Must Get Out by Maroon5
I've been the needle and the thread
Weaving figure eights and circles round your head
I try to laugh but cry instead
Patiently wait to hear the words you've never said
Fumbling through your dresser door forgot what I was looking for
Try to guide me in the right direction
Making use of all this time
Keeping everything inside
Close my eyes and listen to you cry
I'm lifting you up
I'm letting you down
I'm dancing til dawn
I'm fooling around
I'm not giving up
I'm making your love
This city's made us crazy and we must get out
This not goodbye she said
It is just time for me to rest my head
She does not walk she runs instead
Down these jagged streets and into my bed
I've been the needle and the thread
Weaving figure eights and circles round your head
I try to laugh but cry instead
Patiently wait to hear the words you've never said
Fumbling through your dresser door forgot what I was looking for
Try to guide me in the right direction
Making use of all this time
Keeping everything inside
Close my eyes and listen to you cry
I'm lifting you up
I'm letting you down
I'm dancing til dawn
I'm fooling around
I'm not giving up
I'm making your love
This city's made us crazy and we must get out
This not goodbye she said
It is just time for me to rest my head
She does not walk she runs instead
Down these jagged streets and into my bed
Must Get OutMust Get Out
Над головой безумные голубые высотки сливались в урбанистическом вальсе камня и гламура, закрывая солнце и преграждая путь ветрам. Тысячи муравьев с претензией на корону в Царстве животных пересекались, бежали, сливались в одно раздражающее мутное пятно. Ни капли зеленого – только строгие серые, синие, голубые тона. В такие минуты даже реклама казалась спасением.
Внизу, у корней бетонных деревьев всегда хмуро и пасмурно. Задворки встречают безразличной прохладой и приторным запахом восточных сладостей. Тут, словно выкинутые на произвол судьбы, живут маленькие люди, этакие производные крысиной жизни и гордой важности городского жителя.
Она бежит мимо, не обращая внимания на взгляды, посылаемые аборигенами этих каменных джунглей. Зеленые глаза широко раскрыты, тонкие пальцы, какие обычно принадлежат пианистам, судорожно вцепились в пуговицу пальто, кулачком покоясь на груди. Длинные ноги в дешевых туфлях перебирают быстро-быстро, каблучки высокомерно цокают по грязному асфальту.
Она почти не дышит. Она не может дышать этим смрадным, узурпирующим воздухом города, легкие отказываются сокращаться, кусок кислорода вперемешку с газовыми примесями и пылью застревает в горле и не двигается дальше.
Она бросила все, работу, встречи, планы, потому что эта ненормальная жизнь сводила ее с ума, этот город подавлял и опустошал.
Единственный вопрос, которые возникал в ее переполненной раздражением голове, это «Неужели остальные восемь миллионов жителей не испытывают подобного?». А может, им просто некуда пойти, негде выбросить все проблемы и накопленную мировую усталость?
У нее такое место было. Дыра. Халупа. Дрянная квартирка в дрянном квартале, в которой жило ее лекарство от индустриальной хандры.
Она точно знала, каждой клеточкой своего напряженного тела чувствовала, что он ее ждет. Ждет там, где всегда: в царстве покоя и абсолютной тишины, нарушаемой всего-то двумя бьющимися вразнобой сердцами.
Дверная ручка, холодная и мокрая от накрапывающего дождика.
Тринадцать ступенек по узкой скрипящей лестнице.
Тонкая металлическая змейка, ощерившаяся в ожидании прикосновения ее разгоряченной ладони, покорно впустила ее в прохладный мир покоя и белоснежной гармонии с собой.
Она быстро скинула пальто, прямо на пол, в беспорядке раскидала туфли, бросила сумку на пол и поспешно, ступая по холодному каменному полу, выложенному старой потрескавшейся плиткой, миновала еще одну дверь.
В центре огромного, почти пустого пространства, стояла кровать. Да и не кровать это была вовсе, а просто огромный матрас, однако, с добротным кованым изголовьем. Здесь не было фальшивых обоев, ярких красок и элегантной мебели. Здесь царствовала эклектичная тишина побеленных бетонных стен, мерцающих пыльных окон в полстены, за которыми кирпичная стенка соседнего здания превращалась в карминовое пятно, и дешевой мебели с барахолки, любовно покрашенная во что-то нейтральное и заставленная милыми сердцу мелочами. Здесь была восхитительная легкая занавеска – мягкий синий ажур, падающий уютными волнами на пол; здесь была прекрасная деревянная ширма с полустертыми гобеленами, на которых изображалось что-то японское; здесь во всю высоту стены был приклеен черно-белый постер с Амстердамом, именно таким, каким он всегда представлялся – милым, затихшим, совсем-совсем родным, но таким чужим, что боль от этого только сближала.
И здесь был он, лежащий в складках хрустящей белой простыни.
Она простояла всего пару секунд, а потом ринулась к кровати, по пути стаскивая с себя скучный пиджак, строгую юбку, неудобную колючую водолазку…
Когда коленки опустились на жесткую поверхность постели, когда он вздрогнул и поднял взъерошенную голову от подушки, когда сонно улыбнулся и протянул ей руку с накрашенными ногтями, когда ее собственная голова устало рухнула на подушку, а ноздри уловили совершенно восхитительный и родной запах апельсинов, мокрого камня и сладкого пота, только тогда она смогла вздохнуть полной грудью и с облегчением ощутить удовлетворенную покорность легких, с жадностью впитавших в себя все молекулы кислорода.
- Давно тебя не было, - сказал он хриплым голосом, натягивая на ее обнаженные плечи легкое покрывало.
- Я опять чуть не сошла с ума, - пробормотала она, закрывая глаза и ожидая услышать тот незабываемый, совершенно неповторимый звук чужого сердца, бьющегося наперегонки с твоим собственным.
А потом можно заснуть, улыбаясь мягким снам, которые не вспомнятся.