Гениальность посещать меня отказывалась, поэтому я пила чай в самой ужасной компании: с моей Совестью.
Совесть смотрела на меня прищурившись, будто оценивала. Меня ее взгляд смущал, но привитые родными воспитанность и деликатность не позволяли мне сказать Совести все то, что я о ней думаю. Она, в свою очередь, прекрасно об этом знала и пользовалась своим превосходством. Наглость моей Совести угрожала превратиться в материальную субстанцию, которая появилась бы у меня в виде какого-нибудь позорного поросячьего хвостика. Меня это очень пугало и я, время от времени набираясь храбрости, душила попытки материализации. Жаль, что истребить сие недоразумение в корне было невозможно, опять же по воле моей Совести.
Я пила ромашковый чай, она прихлебывала черный. Я закусывала зефирками, она – моими гневными взглядами, что доставляло ей не меньше удовольствия, чем мне – зефирки. Наше противостояние характеров ничем бы не закончилось, поэтому разрядить обстановку решила мама. Естественно, мама не подозревала о моей вынужденной тесной связи с Совестью, но, не смотря на неосведомленность, эта связь напрямую доставляла ей наслаждение. Совесть так успешно проворачивала мой имидж послушной дочери, что иногда это меня несказанно удивляло.
«Как же так?», - недовольно думала я, «Я же на самом деле не такая!!!».
«Такая-такая», ехидно и совершенно беззлобно кивала Совесть.
Меня этот факт обескураживал еще больше, и я замолкала, усиленно подумывая о том, как бы поделикатнее намекнуть близким, что они слегка ошибаются в моей оценке. Как я уже говорила, Гениальность объявила мне бойкот, и дельных мыслей в моей голове не появлялось.
Таким образом чай, в конце концов, пили трое: я, Совесть и моя мама, которая искренне полагала, что нас всего двое.
Совесть продолжала пялиться на меня, я же прокручивала в голове одну и ту же фразу из нашумевшего фильма: «На самом деле ложки нет…. На самом деле нет этой ложки…». Вместо ложки я представляла себе ухмылку Совести, и все сразу вставало на свои места...